via
- ... Работая с пациентами, Фрейд открыл с дюжину ... динамизмов психологической защиты. Защиты от страха, вины, душевного дискомфорта. Но почему образ убийцы ассоциируется у моего приятеля [еврея] с израильским солдатом, а не с арабским террористом? Здесь для объяснения не обойтись без динамизма идентификации с агрессором. Вот что это такое.
Презираемый, подавленный постоянным страхом, человек, сам того не осознавая, смотрит на себя глазами своего мучителя, испытывая к нему сочувствие, а то и любовь («Синдром заложника» в сегодняшних реалиях).
Вот и отдельно взятый еврей, живущий в рассеянии, нуждающийся в милостивом разрешении жить вообще, начинает воспринимать себя с позиции преследователей. Тем самым, он признаёт особенности соплеменников (образ жизни, религию, менталитет и т.п.) «уродствами», заслуживающими отвращения и ненависти.
Бессознательная выгода такой установки очевидна. Подчеркивается его «объективность» по отношению евреям, вопреки принадлежности к ним, а объективность похвальна.
Декларируется признание «вины» евреев перед теми, кто их не выносит (дескать, расправа над ними, в общем-то, была бы «справедливой», я вас понимаю). Наконец, наш еврей сразу же предстает как нетипичный, как исключение среди типичных. Всё вместе повышает (для него лично) шанс выжить в преддверии погрома.
Идентификация с агрессором лежит в основе пресловутой еврейской самоненависти. Ее знаменитые образчики общеизвестны: от Отто Вейнингера до Бобби Фишера (если ограничиться только ХХ веком). Похоже, что века Рассеяния (Галута) сделали этот общечеловеческий симптом частью «еврейского национального характера». Но если быть точным, - «галутного» характера. В этом, возможно, один из источников антисемитизма. Тех, кто сдает своих, чтобы угодить чужим, почему-то не уважают…
Есть, есть в самоненависти некое сладострастие!
Ведь мазохизм – одно из обличий нарциссизма ...